Гезине Валлем
Текст: Гезине ВаллемПеревод: Николай Андреев06.01.2021

Кто такие переселенцы 📖 ? – Как люди, имеющие этот статус, воспринимают свою национальную идентичность и что рассказывают об этом?

Статус переселенцев, полученный в Германии , перевернул судьбы без малого 2,5 миллиона человек, живших на территории бывшего СССР. Переезд в ФРГ означает для всех переселенцев не только новую жизнь вдали от места рождения — в случае российских немцев это на самом деле не только Россия, но и Казахстан и другие бывшие советские республики. Это еще и целый ряд бюрократических процедур, в ходе которых чиновники проверяют национальность заявителя. Принадлежность к немецкой нации требуется доказать документально, и лишь тех, у кого получается сделать это убедительно, регистрируют как переселенцев и дают право на переезд в страну. Затем они получают немецкое гражданство, и это служит окончательным признанием их немцами со стороны Германии. В некоторых случаях в новом паспорте указывается другое имя: например, был Сергей, теперь — Зигфрид. Официально признанная национальная идентичность, таким образом, становится пропуском в Германию.

Но как вообще стать переселенцем? Как чиновники определяют, что считать, а что не считать немецкой национальной идентичностью? Как это отражается на жизни людей, которые переезжают в Германию со столь разными судьбами, прошлым и жизненным опытом? Чтобы разобраться в этих вопросах, нужно подробнее взглянуть на этапы приема переселенцев. 📖 

Первый шаг к получению статуса переселенца начинается в стране рождения заявителя: в случае с мигрантами из бывшего СССР это Россия, Казахстан, Узбекистан или другая страна постсоветского пространства. Чтобы запустить процесс, необходимо обратиться с письменным заявлением в немецкое посольство или консульство. Дипломатические представительства передадут пакет собранных документов в Федеральное административное ведомство Германии 📖 .
Таким образом, изначально именно документы, формуляры, копии паспортов и протоколов определяют, кто имеет право переселиться в Германию. Эти документы служат своего рода немыми рассказчиками многогранной истории и свидетелями жизненного пути заявителя. Ответственный за рассмотрение чиновник «оживляет их» и, не зная ничего о самом заявителе, пытается реконструировать его жизненный путь. Его цель — найти доводы за или против принадлежности к немецкой нации.

В качестве доказательств в первую очередь используются личные документы — паспорта, свидетельства о рождении и браке. На их основе ведомство проверяет немецкое происхождение и так называемое «признание принадлежности к немецкому народу» 📖 . Так, национальность 📖  «немец» или «немка» в соответствующей графе свидетельства о рождении или о браке — ключевой довод в пользу того, что заявитель сообщил о своем происхождении еще в стране рождения и продолжает осознавать свою национальную принадлежность. Доказательством немецкого происхождения заявителя также могут считаться и другие данные, в том числе фамилия или место рождения родителей. Например, немецкая по звучанию фамилия, такая как Майер или Шульц, или факт рождения в Приволжье, где прежде были расположены немецкие поселения.  

Все фотографии из книги Mein Name ist Eugen/Меня зовут Евгений. В ней Ойген Литвинов интервьюирует и описывает биографии тринадцати молодых людей, которые, как и он, сменили имя Евгений на Ойген. Герои книги рассказывают о своей жизни под старым и новым именем, а также о процессе взросления между двух культур © Eugen Litwinow

Все, что указывает на принадлежность к русской национальности или на глубокую интеграцию в советское общество, может стать основанием для отказа в приеме заявления. Тут нужно вспомнить, что процедура переселения основана на таком понятии, как «наследие военного времени». Исходный посыл заключается в том, что российские немцы до сих пор страдают от последствий Второй мировой войны, вначале став жертвами послевоенной массовой депортации при Сталине, а затем дискриминации и поражения в правах. Поэтому Германия принимает переселенцев как пострадавших от преследований в советскую эпоху, тем самым увязывая подтверждение немецкого происхождения с признанием факта притеснения в СССР. Если же заявитель ранее указывал в документах национальность «русский» или до 1991 года занимал высокую должность, то с формальной точки зрения это расценивается как приспособление к советской системе, то есть указывает на отсутствие продолжительных притеснений по национальному признаку.

Но доказать притеснения заявителю очень трудно, особенно с учетом того, насколько неоднозначным было устройство жизни в Советском Союзе. С одной стороны, многие семьи российских немцев, пережив депортацию и принудительный труд, в дальнейшем стремились вытеснить память об этом или наложить табу на воспоминания. Некоторые даже пытались поменять свои немецкие фамилии и замалчивали факты репрессий, чтобы облегчить жизнь своих детей 📖 . С другой стороны, в этнически многообразном советском обществе обычным делом были браки немцев с русскими и представителями других национальностей. И так происходило на протяжении многих поколений.

В результате сложилась парадоксальная ситуация: те, кто пытались скрыть немецкое происхождение, не упоминали о нем, меняли фамилии и уничтожали документы своих немецких предков, зачастую делали это именно потому, что они сами или их родители стали жертвами советских репрессий — однако для переезда в Германию в качестве переселенцев притеснения требовалось подтвердить именно документально. Столкнувшись с необходимостью доказать не только свою национальность, но и факт государственных преследований, некоторые российские немцы теперь стремятся забыть и светлые стороны жизни в СССР 

Двойственный подход к оценке заявителей формирует образ, который часто не соответствует реальному, во многом противоречивому жизненному опыту немцев в Советском Союзе. У этого в значительной мере искусственного образа есть определенный набор характеристик: фамилия, место рождения, штамп о национальности и коллективный нарратив о преследованиях и притеснениях. Российские немцы, которые лучше всего подходят под это описание, имеют лучшие шансы на переселение в Германию, а те, чья биография, с точки зрения чиновника, слишком сильно отличается от описанной, или те, кто не имеет возможности документально подтвердить некоторые обстоятельства, могут быть признаны «недостаточно немцами» и получить отказ.
Ежедневная работа бюрократического аппарата по классификации и категоризации способствует закреплению границы между «немцами» и «не-немцами». Национальная идентичность в буквальном смысле становится пропуском в страну и определяет не только принадлежность к немецкому народу, но и возможность доступа на немецкую землю.

Процедура приема переселенцев включает не только документальное подтверждение идентичности, но и прохождение очных собеседований с сотрудниками государственных ведомств. Эта проверка начинается в стране рождения с так называемого «шпрахтеста» — языкового экзамена, который должен сдать каждый заявитель. В течение примерно 20 минут нужно говорить по-немецки на повседневные темы с уполномоченным чиновником. Шпрахтест призван проверить, насколько заявитель может поддерживать беседу на немецком языке.

Преодолев первый барьер, заявитель должен выдержать еще один экзамен — уже после въезда в Германию. Он именуется «контролем достоверности» и проводится в пункте приема переселенцев 📖 . Туда прибывают все въезжающие в страну, чтобы подвергнуться повторной проверке на «правдоподобность» личных данных и на знание немецкого языка. Для этого сотрудники пункта беседуют с въезжающими в страну и сличают данные из документов с полученными ответами. Заявители могут получить статус переселенцев и покинуть территорию пункта приема лишь в том случае, если чиновники сочтут информацию достоверной.

Фотографии из книги Mein Name ist Eugen/Меня зовут Евгений © Eugen Litwinow

На этом этапе процедуры большое значение имеет то, как выстроен рассказ заявителя о его национальной идентичности. Чтобы чиновник убедился в истинности биографии, въезжающие в страну должны обосновать и подтвердить свою немецкую идентичность личными историями. Соответственно, в их интересах выставить на первый план те биографические сюжеты, которые больше всего соответствуют «идеальному» образу российского немца. Доказательством «подлинно немецкого» происхождения заявителя послужат рассказы о жизни предков в бывших немецких колониях на территории России, об их преследовании и депортации — те самые семейные истории, которые в советские годы в среде российских немцев часто замалчивались и на обсуждение которых накладывалось негласное табу.

Еще один важный аспект в репрезентации собственной идентичности — это диалект. Несмотря на то, что диалект формально не должен учитываться при оценке уровня владения языком, на практике он играет важную роль. Многими чиновникам кажется, что так называемый типичный говор российских немцев, характерный для приволжских колоний, подтверждает, что заявитель выучил язык в семье, а не на языковых курсах, А это еще один довод в пользу истинно немецкого происхождения.

И здесь для многих российских немцев тоже складывается парадоксальная ситуация: в Советском Союзе говорить на немецком долго было недопустимо, поэтому многие прекращали разговаривать на нем в семье и не учили языку детей. Получается, что незнание языка в определенных случаях может указывать на пережитые притеснения по национальному признаку, а в бюрократической практике чаще всего, наоборот, трактуется как свидетельство недостаточной национальной самоидентификации претендента на гражданство.

В ходе устного собеседования большую роль играет эмоциональная составляющая. У большинства въезжающих в страну перспектива разговора с чиновником вызывает страх, неуверенность и нерешительность. Даже если вы выучили немецкий язык в семье, вы, скорее всего, не знакомы с бюрократическим словарем и с трудом будете понимать вопросы, которые вам задают. Неуверенность усиливается особенностями беседы: многие вопросы интервьюера создают у людей впечатление, что чиновник не доверяет им или сомневается в их национальной идентичности. Так как переселенцы понимают, что от результата разговора может зависеть, примут их в страну или нет, они начинают волноваться, опасаясь дать неверный ответ. В результате в памяти большинства заявителей первое собеседование и связанные с ним процедуры остаются неприятным, страшным, иногда даже унизительным опытом, определяющим их самовосприятие.

Если проверка правомочности решения о приеме прошла успешно, то заявители проходят в лагере регистрацию в статусе переселенцев. С помощью специальной административной процедуры они получают возможность «онемечить» свои имена и фамилии, то есть сменить русские на немецкие. Процедура «онемечивания», пожалуй, ярче всего показывает, как сильно немецкая бюрократия вмешивается в биографию переселенцев, ведь внесение нового имени в новый паспорт делает немецкую идентичность буквально видимой.

Практика «онемечивания» русских имен и фамилий была введена специально для того, чтобы облегчить интеграцию российских немцев в Германии 📖  — например, с помощью отказа от отчества, не предусмотренного немецким законодательством. Некоторые российские немцы также пользуются этой возможностью для того, чтобы взять девичью фамилию матери или бабушки или исправить написание, искаженное при кириллической транслитерации — например, сменить имя Ганс на Ханс, а фамилию Миллер на Мюллер. Все это должно предотвратить стигматизацию переселенцев в Германии как «русских» из-за непривычного звучания имени. Они должны «раствориться» среди других немцев.

Возможность «онемечивания», изначально задуманная как дополнительный способ ассимиляции, иногда имеет далеко идущие и порой нежелательные последствия для переселенцев. В первую очередь, это происходит при изменении не только фамилии, но и имени. Сергей становится Зигфридом, Владимир — Вальдемаром, Елена — Хеленой, Евгений — Ойгеном: имя при переезде в Германию меняли многие российские немцы еще начиная с 1990-х годов. Как пишет российский немец Ойген Литвинов в книге «Меня зовут Евгений», люди очень по-разному воспринимают это радикальное изменение 📖 . Многих в семье продолжают называть как и прежде, а новым именем они пользуются только в определенных ситуациях, например на официальных встречах или в школе. Однако очень часто переселенцы сталкиваются с тем, что немцы считают эти немецкие имена старомодными и продолжают видеть в них чужаков. Получается, что расчет на более успешную интеграцию после смены имени оправдывается лишь частично. 

Фотографии из книги Mein Name ist Eugen/Меня зовут Евгений © Eugen Litwinow

Так бюрократические процедуры особенно сильно сталкиваются с повседневной реальностью российских немцев. Все эти формальности серьезно воздействуют на жизнь людей, которые вынуждены им подчиняться. В результате статус переселенца сводит разностороннюю биографию каждого человека к одному пункту — немецкой идентичности, включающей в себя «типично немецкое» имя, диалект, место рождения, историю преследования семьи и графу «национальность» в паспорте. Эта идеализированно-типичная идентичность становится пропуском в страну, определяющим дальнейшую жизнь переселенца.

Но если посмотреть пристальнее, становится очевидно, что этот штампованный образец ни в коей мере не отражает многообразие судеб и многогранные истории конкретных людей. Жизненный опыт российских немцев и на постсоветском пространстве, а потом и в Германии в реальности слишком сложен и неоднозначен, чтобы его можно было описать в тех простых категориях, которые предлагает национальное государство.