Я родилась в 1937 году в Казахстане, в немецкой деревне Сосновка. В Сосновке в основном жили немцы, можно даже сказать — одни немцы. Поэтому все говорили по-немецки, русского натурально никто не знал. Русский я выучила только после переезда в Бородулиху.

В Бородулиху мы переехали в 1969 году. Здесь жили казахи, русские и немцы. Там я выучила русский и начала работать на молокозаводе. Времена были тяжелые, во время войны есть было совсем нечего, но и потом с продуктами еще долго были проблемы.

В начале 1990-х моя дочь переселилась с семьей в Германию. Первое время я не хотела переезжать, но дочь убедила нас с мужем. Возраст был такой, что это далось непросто, но кто-то из родни уже жил там. Сам переезд начался в феврале 1998 года, но решение мы приняли намного раньше. Чтобы оформить все документы и купить билеты, пришлось продать квартиру.

В Новосибирске мы ждали рейса. Наверху в аэропорту был ресторан, но денег было совсем чуть-чуть, так что поесть там мы не смогли. Вместо этого мы купили два килограмма жареной рыбы и съели ее прямо на улице. Но этого было слишком мало, поэтому мужу пришлось сбегать купить еще два килограмма.

Мы приземлились в Ганновере, и нас встретила дочь, которая уже жила в Германии. Первые две недели мы провели в лагере для переселенцев в Эмпфингене , потом целый год жили в Госхайме, это тоже лагерь для переселенцев. Жили впятером в комнате, с общей кухней, туалетом и душем. Тогда же я получила свою первую немецкую пенсию. Все там было по-настоящему хорошо.

Мы быстро нашли квартиру в Денкингене и обустроили ее, она стала нашим с мужем домом на семь лет.

Потом мы переехали в Бёттинген, в деревню к дочери. Там я прожила девять лет с мужем и еще три года после его смерти.

Сейчас я живу в доме престарелых в Шпайхингене. В Германии я всегда чувствовала себя как дома: может быть, это из-за того, что здесь живет вся моя семья, и внуки тоже.

Я жил здесь с восьми лет, тут я вырос, нас было семь человек в семье. После школы я съехал от родителей и отправился учиться в омский вуз.

Пять лет я учился в Омске и параллельно работал. У нас с женой там родилось двое детей, мы снимали в городе небольшой домик. В Омске мы решили эмигрировать и в 1992 году отправили заявку на «приглашение». Диплом инженера-машиностроителя я получил летом 1993 года. Мы эмигрировали не по экономическим причинам: я переехал в Германию, четко осознавая свое происхождение и историю своей семьи. На немецком я говорил с самого детства, русский мы учили в школе. К сожалению, после переезда из чисто немецкой в смешанную деревню многое я забыл, потому что мне разрешали говорить только по-русски.

В августе 1993 года мы уехали в Сургут, где я нашел работу в нефтедобывающей отрасли. Пробыли мы здесь всего два месяца, потому что в октябре, после года ожидания, нам пришли приглашения из ФРГ.

Мои родители уезжали вместе с нами, поэтому в октябре 1993 года, получив приглашение, я вернулся в родную деревню, в Азово, чтобы помочь им с продажей имущества. Здесь у них был собственный дом, хозяйство, скот, сад и огород. Самому мне ничего продавать не пришлось, потому что в молодости ничего я особо и не скопил. Отправляясь в Германию, мы в первую очередь думали о Баварии, потому что наши предки были именно оттуда.

В декабре 1993 года мы двинулись в путь: вместе с женой, двумя детьми, родителями и младшей сестрой мы поехали из Азова в аэропорт Омска. Авиабилет обошелся нам примерно в 200 немецких марок. Перелет был с двухчасовой пересадкой в Москве, прямых рейсов тогда не было.

Мы приземлились в Дюссельдорфе, а там сели на поезд в Нижнюю Саксонию, чтобы добраться до лагеря для переселенцев Оснабрюк-Брамше.

Лагерь для переселенцев в Брамше находился в старой американской казарме. Когда мы приехали, он был почти заполнен, а к Рождеству и Новому году оказались заняты вообще все места, но все было очень хорошо организовано, и мы ни в чем не нуждались. Наша семья жила в большой комнате, где стояло 12 двухэтажных кроватей на 24 человека. Германия нам тогда показалась сказочной страной с красивыми аккуратными домами и чистыми улицами. В Брамше мы провели два месяца. Две мои сестры переехали в Германию за несколько месяцев до нас и к тому времени поселились в Гамбурге, поэтому нас отправили туда же для воссоединения с семьей. В Брамше мы сели на поезд и отправились напрямую в Гамбург-Бергедорф.

На вокзале в Гамбурге нас встретили и отвезли в лагерь для переселенцев Ротенхаусшоссе, который находился прямо в Бергедорфе. Здесь мы целых два года жили в контейнерном домике.

Через два года мы наконец въехали в свою первую собственную четырехкомнатную квартиру в том же районе Гамбурга.

Вещей с родины мы привезли с собой совсем немного, да это было и невозможно, — пару фотографий и документы. Сейчас у меня есть немецкое и российское гражданство, и я очень горжусь тем, что я гражданин двух стран. Я сохранил в себе те качества, которые отличают русских людей, — дружелюбие и отзывчивость, но считаю себя скорее немцем. В Германии теперь живет вся наша семья, в России у нас родственников не осталось.

Я родилась в Кимрах, это такой городок с одним светофором в Тверской области. Мы тогда жили в панельке прямо возле Волги и в общем-то, достаточно неплохо.

Проблема была не в том, что мы немцы, — бабушка была последним человеком в семье, кто говорил по-немецки. Мы чувствовали себя советскими людьми, но Советского Союза не стало, денег и работы — тоже, а еды стало совсем чуть-чуть. Дедушка всегда говорит, что представить не мог, что однажды эмигрирует в Германию, но жизнь в 1990-х годах была очень тяжелой, поэтому бабушка в какой-то момент переубедила его. Там уже жили многие из моих родственников, поэтому бабушка с дедушкой знали, что в Германии все-таки полегче.

Мама осталась с нами в России, но в какой-то момент дела пошли так плохо, что она решила последовать за остальными. Оформляя в 18 лет паспорт, она решила указать в графе национальность «русская», поэтому оформить необходимые документы было сложнее. Но в апреле 1995 года мы переехали в Германию — просто сели на самолет и улетели.

Мне тогда было пять месяцев, поэтому я знаю обо всем только по рассказам, обрывками, и я никогда не спрашивала, почему родители так поступили. Мне это решение всегда казалось логичным: жизнь была очень тяжелая, как не воспользоваться возможностью уехать?

В Кимры я приехала прошлым летом, мне тогда было 24 года. Это оказалось важным для меня событием, каким-то недостающим кусочком пазла в моей собственной истории. Раньше это было место, название которого я знала и постоянно указывала в документах, но даже не представляла, где именно оно находится. До поездки в Кимры у меня, пожалуй, не было ощущения собственных корней.

Вначале мы попали в центр Унна-Массен , но там не задержались.

В Дюссельдорфе уже жили наши родственники, в остальном ничего особенного, просто Западная Германия, побогаче. Благодаря дедушке мы получили социальное жилье.

Бабушка часто летала к своим родителям в Россию и каждый раз везла полный чемодан еды, чтобы пополнить их запасы. Оттуда она тоже что-то привозила, поэтому дома у нас было много русских вещей. Дедушка почти никогда не ездил вместе с ней, потому что вся его семья уже жила здесь. В Ивделе, родном городе дедушки, осталась только одна из сестер, которая присматривала за могилой родителей. Чтобы советский трудовой стаж учитывался при расчете немецкой пенсии, дедушке пришлось отказаться от российского гражданства.

Сейчас я живу в Берлине и учусь во Франкфурте-на-Одере, на поезде это совсем близко. Мне часто казалось, что моя семья отличается от других немецких семей, но только когда я поехала учиться в Россию, я поняла, что все из-за того, что родители выросли в Советском Союзе.